[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

своего укрытия. Вылетевшая из внутренних покоев вспышка света окутала Мобэй-цзюня — и тут-то Линьгуан-цзюнь наконец сделал свой ход!

Однако Мобэй-цзюнь был готов к нему — выбросив руку, он встретил коварный удар раскрытой ладонью, и всё же из-за того, что он в тот момент был слишком занят, виток демонической энергии просочился сквозь его кожу. Чужая ци устремилась в тело, чиня разрушения на своём пути — хоть Мобэй-цзюнь не мог позволить себе отвлечься, он всё же вынужден был употребить часть сил на то, чтобы совладать с её буйством. Добившись желаемого, Линьгуан-цзюнь возликовал, однако более не успел ничего предпринять, ведь в этот самый момент кто-то свалился на него прямиком с потолка!

— Я думал, что вся стража была выдворена до моего прихода, — холодно бросил Линьгуан-цзюнь. — Разве ты не ушёл ещё семь дней назад? Так почему же ты здесь? Решил сыграть роль защитника для своего господина? Не знал, что ты способен на подобную верность.

На своё счастье, Шан Цинхуа толком не успел разглядеть его на лестнице — теперь же перед лицом этого демона он ощутил, как у него слабеют колени. Хоть Линьгуан-цзюня отличала почти женственная красота, этот привлекательный фасад был обманчивым [10] — холодный взгляд прекрасных глаз разил подобно ядовитому жалу, безмятежная улыбка обнажала хищный оскал белоснежных зубов, словно созданных, чтобы вгрызаться в сырое мясо.

Собравшись с духом, Шан Цинхуа ни жив ни мёртв вытянулся перед Мобэй-цзюнем:

— Во-первых, кто сказал, что я вернулся защищать господина? Во-вторых, с чего вы взяли, что он — мой господин?

— Почему же ты мешаешь мне? — вопросил Линьгуан-цзюнь. — Как это понимать?

— Хочу сам бросить камень в его колодец [11]! — с нажимом заявил Шан Цинхуа.

Кое-как смиряя дрожь в руках, он указал на собственное лицо, продолжая молоть чушь:

— Поглядите, во что он меня превратил. У этого вашего племянника воистину чудный характер!

За его спиной Мобэй-цзюнь сплюнул кровь — значит, по крайней мере, точно жив.

— Знаете, сколько рёбер он сломал мне за эти годы? — запричитал Шан Цинхуа. — Из них можно было бы сложить второй хребет Майгу! Я выплюнул столько крови, что мог бы в ней утопиться! Верность? Этому человеку… этому демону — на хрен такую верность! Что до прочего, то я, Шан Цинхуа, все эти годы молча сносил от него обиды и оскорбления, не решаясь свести счёты, несмотря на то, что являюсь лордом пика Аньдин!

Выпаливая всё это, Шан Цинхуа боялся обернуться, чтобы увидеть выражение лица Мобэй-цзюня. Да его спина едва не заледенела от источаемого им холода!

— Мобэй, ты это слышал? — расхохотался Линьгуан-цзюнь. — Сочувствую тебе всем сердцем — похоже, быть преданным и проданным — твоя судьба. Как ты можешь управлять родом? Разве, препоручая тебе власть, я не ставлю его под угрозу падения? Послушайся-ка дядю, передай мне все эти важные дела по доброй воле и ступай себе с миром.

Итак, его заветные мечты вот-вот воплотятся в жизнь. Заранее празднуя победу, Линьгуан-цзюнь великодушно предложил:

— Ну так что, как насчёт побросать камни в колодец?

Шан Цинхуа со злорадным хихиканьем извлёк сгусток огня, швырнув его за спину.

Линьгуан-цзюня тут же объял удушающий зной, ударивший в лицо, в глазах заплясали красные вспышки. Ледяные демоны рода Мобэя пуще всего на свете ненавидели огонь — а это было не обычное пламя. Шан Цинхуа нахально выпросил зёрна «чёрного солнца [12]» у Шэнь Цинцю, который собственноручно их изготовил. В глазах Линьгуан-цзюня вспыхнуло отвращение, смешанное со страхом, и демон отшатнулся, закрывая лицо — такой развязки он никак не предвидел.

«Кто бы мог подумать, что славящийся своей бесхребетностью [13] лорд пика Аньдин на поверку окажется столь безжалостным? Я слыхал, что Мобэй весьма недурно с ним обращался, и всё же он столько лет таил обиду, чтобы выйти на сцену в столь решающий момент? Да ведь этот управляющийся с огнём с подобным мастерством заклинатель сожжёт Мобэя живьём! Не очень-то приятная смерть — должно быть, у меня был бы весьма плачевный вид после подобного заклятия — он запросто мог бы обратить меня в пепел! И как знать, сколько у него при себе этих жутких зёрен — как бы то ни было, оставлять его в живых нельзя».

Обдумав всё это как следует, Линьгуан-цзюнь застыл в стойке, тотчас придя в ярость.

Однако вместо того, чтобы быть поглощённым пламенем, Мобэй-цзюнь очутился в окружении языков огня: Шан Цинхуа мигом оградил его и себя кругом из зёрен «чёрного солнца» около чжана [14] в диаметре, тем самым воздвигнув между ними и Линьгуан-цзюнем стену бешено пляшущего пламени.

И пусть Мобэй-цзюнь не мог выйти за её пределы, его дядя также не мог проникнуть внутрь; а попытайся он атаковать на расстоянии, его ледяные заклятья просто-напросто растают под воздействием магического огня. Как ни крути, это скорее не атакующая техника, а… защитный круг!

Когда Линьгуан-цзюнь понял, что его обставили, его лицо мигом потемнело.

По телу Мобэй-цзюня продолжала расползаться враждебная энергия, носясь взад-вперёд и чиня разор по всем органам [15]. Мертвенно побледнев, он упал на одно колено, не в силах даже поднять взгляд — Шан Цинхуа суетился вокруг него, не зная, чем ему помочь, в то время как Линьгуан-цзюнь продолжал кружить на безопасном расстоянии.

— И всё-таки я ошибался, — с усмешкой бросил демон. — Ты не просто верен ему — прямо-таки не щадишь ради него живота, идя до конца в исполнении долга! Подумать только, явиться сюда, чтобы погибнуть за компанию с моим незадачливым племянником! И как ты думаешь, сколько ты сможешь продержаться в этом круге?

Тем самым он безошибочно угадал потаённый страх самого Шан Цинхуа.

Ведь он извёл всё полученное от Шэнь Цинцю «чёрное солнце» на создание огненного круга, не оставив про запас ни крупинки. Опустившись на корточки рядом с Мобэй-цзюнем, он взмолился, надеясь привести его в чувство [16]:

— Мамочки, Ваше Величество, вы слышите меня? Он собирается меня убить — ваш дядя меня убьёт! Вы должны побыстрее поглотить эту энергию, я в самом деле не знаю, как долго продержится этот круг…

Внезапно над его головой раздался зловещий треск камня, и ему на макушку посыпался заиндевевший пепел.

Сидящий на корточках Шан Цинхуа потерял равновесие, и трепещущее вокруг них пламя тревожно покачнулось, рассыпая искры.

Линьгуан-цзюнь неторопливо отвёл руку от треснувшей колонны, бросив:

— Думаете, что раз вы не собираетесь выходить наружу, то